Дурака врубает

[lilith-le-fairy.livejournal.com]

Взятый в плен в Луганской области российский "ихтамнет" Виктор Агеев, от которого уже привычно открестилось начальство, дал интервью украинскому каналу "1+1"
********
— Мы сейчас связываемся с твоей мамой. Может хочешь что–то ей передать?

— Что сказать.... Пусть ждет домой. Надеюсь, что скоро приеду.

— Расскажи, как с тобой здесь обращаются. В каких условиях ты здесь содержишься?

— Неплохо. Как в тюрьме. Кормят нормально. Кровать есть. Вода, еда есть.

— Какова была причина твоего приезда в Украину, и почему ты стал воевать за "ЛНР"?

— Я — военнослужащий. Я видимо не смогу это объяснить.

— В твоем возрасте люди обычно мало интересуются политикой... Где Алтай и где Украина. У тебя на странице Вконтакте много фото красивых девушек... Чем обычно интересуются люди в таком возрасте... И тем не менее ты приехал сюда. Какая мотивация?

— Помогать уехал. "Луганской народной республике".

— То есть ты действительно верил в то, что украинцы такие жестокие, злые "бендеровцы"?

— Да. По телевизору говорили так.

— И ты в это верил?

— Да. Многие в это верят

— А что–то изменилось в твоем отношении за то время, когда ты был здесь, в СИЗО?

— Я понял просто, что везде люди живут в принципе одинаковые. Подробнее не смогу объяснить.

— Я видел первый момент, когда вас взяли в плен, четырех человек, и разговаривали с вами. Мне показалось, что ты воспринял это довольно спокойно. Как с тобой в момент взятия в плен обходились и как вообще этот момент происходил для тебя? Можешь описать?

— Все произошло неожиданно. Я только что проснулся, должен был заступать на дежурство. Вышел в туалет за ограду дома. И так получилось, что в тот момент посмотрел направо и группа уже стояла за 7–10 метров. Человек десять. Мне уже некуда было деваться. Ни оружия, ничего не схватить. А они сказали: "Ложись! Где оружие?». Я говорю, что нет оружия с собой. Положили меня на землю, а остальных ребят начали звать. Сказали, если те не выйдут, они просто убьют меня. Может, ребята открыли бы огонь... Может, меня пожалели. Вышли все.

— А еще двое? Инструктор Щерба (русский спецназовец Александр Щерба, известный как Алекс, — ред.)? Они подошли позже?

— Да. Они отходили еще с одним погибшим. Когда они вернулись, нас уже отвели. А группа, наверное, еще оставалась, защищала дом. И они увидели, начали сопротивляться и были убиты, потому что было численное преимущество.

– Наши ребята из группы, которая вас захватила, рассказывали, что им предложили сдаться. Они отказались и по ним сразу же открыли огонь. Перестрелка продолжалась минут десять.


— Я этого не знаю. Нас уже отвели к тому времени.

— Я смотрел материалы тренингов, занятий, которые проводил инструктор Щерба. Довольно профессионально подготовленный человек. Что ты можешь о нем сказать?

— Я мало его знал. Только то время, что мы вместе находились. У него опыта, видимо, было достаточно, потому что я так понимаю, что он давно воевал.

— Давай вернемся к теме твоей мотивации приезда сюда. Молодой человек, 20 лет, неожиданно едет за тысячу километров в Украину, о которой что–то знает из телевизора. Ведь все россияне не рванули сюда воевать, правильно? Хотя смотрят телевизор все. Что тебя побудило приехать сюда?

— Патриотизм наверное. Говорили о здешней ситуации, фашисты бомбят местных жителей. Многое, даже не вспомнить.

— А говорили по телевизору, что украинцы пытаются уничтожить русскоязычное население?

— Нет, такого не слышал.

— А кто эти фашисты? Как ты их представлял?

— Ну я даже не мог особенно представлять, я так не сталкивался конкретно.

— Ты сказал такую вещь: "Я же военный. Я должен был приехать". То есть тебе кто–то подсказал, что надо ехать сюда? Дали команду? Как это происходило.

— Можно сказать, я сам вызвался. Хотел ехать.

— В части попросил разрешения?

— Да.

— И что тебе сказали?

— Что подписать контракт уже здесь в "ЛНР" и продолжать служить здесь.

— И тебе зачтется как часть службы в России? Или как–то иначе?

— Я не знаю, я не уточнял.

— Твоя мама говорит, что ты после завершения срочной службы пытался найти себя, но в результате отправился в Батайск в 22–ю бригаду. Так было?

— Ну я хотел. Не получилось туда.

— А куда получилось?

— В ту же часть, где и служил.

— Это тоже Ростовская область?

— Да.

— А что это за часть?

— Военно–воздушные силы. Когда я срочную службу проходил, то особых задач не выполняли. Были какие–то наряды, внутренняя служба. Контрактники там работали по своей программе, а мы просто для поддержания казармы. Служба была скучная. Я там особо не был. Перед тем, как поехать в Луганск, я в Ростове долго не был. Сразу сюда поехал.

— А на контракт ты когда ушел?

— Уже здесь в Луганске. Ну как, я вернулся в свою часть, а уже оттуда поехал в Луганск.

— А сколько времени находился в части перед Луганском?

— Где–то четыре дня.

— То есть ты поехал в свою часть, служил там четыре дня, подписываешь там какой–то контракт и немедленно срываешься в Луганск? Что–то здесь не то. Почему так быстро?

— Наверное отправка была. Я не углублялся в этот вопрос. Отправили и отправили. Деньги платят и... Служба есть служба.

- А что твои командиры в твоей части сказали тебе по поводу твоего решения? Что ты молодец? Или что не стоит ехать? Ты не интересовался, стоит ли ехать?

— Нет, такого, что молодец или что не стоит ехать, никто не говорил. Если бы я был с кем–то близко знаком, то может и сказали бы. Были только служебные отношения. Это было недолго, быстро так. Раз–раз и уехал.

— Да, так, как тебя, еще кого–то отправили сюда? Ты знаешь других людей?

— Может и отправляли, но не моим рейсом. Я думаю, что отправляли.

— Что значит "рейсом"?

— Ну может второй партией.

— А большая партия была?

— Получается, что ехал я и Алекс. Я его не знал.

— А Алекс служил в той же части, где и ты?

— Я этого не знаю. Я об этом с ним не общался. Мы с ним встретились только на этих "дачах", где нас приняли.

— То есть сначала вы приехали в Луганск, вас по разным частям...

— Да. Я сначала в Луганск, а затем в Алчевск уехал.

— Алекс старше тебя в два раза?

— Да, уже в возрасте.

— А общение какое–то было между вами, пока вы ехали?

— Нет. Он не любитель разговоров.

— А ехали по форме?

— Нет. В гражданском.

— Форму в части оставили?

— У меня в сумке лежала моя форма.

— Российская? Служебная?

— Да.

— А контракт сразу подписал? Мама говорила, что ты прислал ей копию контракта от 18 марта 2017 года, приказ 899.

— Это о вручении звания? Да, это уже было в Луганске. Это была не копия контракта, а номер приказа о вручении звания.

- Можешь вспомнить номер своей части?

— Часть ВВС № 65246.

— Это в самом Ростове?

— В Новочеркасске.

— Ты что–то там подписывал, какие–то бумаги?

— Контракт.

— Ты копию забрал?

— Да, но он с моими вещами в Алчевске.

— Об Украине ничего не написано в контракте?

— Кажется, нет. Там просто контракт на службу. На год.

— Когда уже приехал сюда, какие задачи ставили? Чем занимался? Было какое–то обучение, тренировки, подготовка?

— На самом деле нет. Как я приехал, то сразу попал в наряд. Две недели ходил, потому что людей было мало. Затем на полигон ездили, подготавливали работы, не стреляли первое время. Затем позже раз съездили на стрельбы, постреляли немного.

— А тот момент, когда тебя отправили в опорный пункт? По сути уже в зону боевых действий.

— А до этого мы все время были в казарме. Внутреннюю службу несли. Поработать куда съездили на полигон, то делали там, строили. Выезжали пострелять несколько раз. Такая обычная контрактная служба, ничего особенного.

— То есть эти "дачи" (место боестолкновения с диверсионной группой, — ред.) — это был твой первый выезд?

— Да.

— Я посмотрел состав вашей группы, количество вооружения... У вас была очень странная группа. Непонятно, какие задачи вы должны выполнять. Вроде и снайперы есть, но снайперские винтовки несерьезные. Вроде и саперы является для прикрытия, для инженерных заграждений, но и саперов — лишь один профессионал, а второй не очень. Зачем вас туда отправили?

— Хм, ну, четкой задачи я даже сам не знаю.

— Ну вот вас поставили и сказали: "Ребята, вы идете туда и вы там что–то сделать". Что сделать?

— На самом деле, когда я приехал, то там уже люди были. Именно мне ни одной задачи не ставили. Привезли и сказали: «На несколько дней, ребят подменить, а потом обратно поедете". И оказалось, что мы там не четыре дня провели, а до самого момента... Почти месяц были. Ну, какая задача была конкретно, я не знаю. Наблюдали. Несли внутреннюю службу. Грубо говоря, себя охраняли на этом объекте. Старший там что–то записывал. У него был журнал. Я не знаю, я туда не вмешивался.

— А Алекс выходил куда–то на задание?

— Не при мне. Я не могу такого сказать. Может и выходил.

— А он тебя вспомнил?

— Я думаю, что да.

— Но скрыл это.

— Да.

— А какие у вас были отношения в коллективе?

— На тот момент нормальные. Просто все общались. Командир, с ним я конечно не общался близко. А вообще притерлись так, нормально общались. Практически на равных.

— А люди хотели воевать? Или это ради денег?

— Каждый по–разному на самом деле. Кто–то денег хотел, кто–то — за идею.

— А ты один? Деньги или идея?

— Наверное и то, и другое. И идея все же.

— А сколько платили и насколько регулярно?

— 15 000 рублей (примерно 6500 гривен, — ред.) В месяц была зарплата (Виктор Агеев также сообщил, что в контракте, подписанном в России, за ним сохраняется зарплата в 23 000 рублей. Таким образом, общая сумма ежемесячного дохода "ихтамнетов" составляет 38 000 рублей или примерно 16000 гривен, — ред.). Каждый месяц 15 числа была зарплата. Не задерживали. Иногда, может, бывало, до моего приезда.

— А когда тебя отправляли из твоей части в России, ты знал, какие будут финансовые условия на территории Луганской области?

— В общих чертах.

— Что соответствовало действительности, а оказалось совсем не так, как рассказывали?

— Ну особо ничего не рассказывали. Я же говорю, что очень мало там был в Новочеркасске. Снаряжение меня разочаровало.

— Обещали, что будет лучше?

— Ну я сам думал, что будет более серьезно.

— Тебе объяснили все риски, которые ты можешь понести? То есть не то, что ты можешь погибнуть. Это понятно. А то, что ты можешь попасть в плен, и от тебя может отказаться твоя страна в этой ситуации. Об этом тебе говорили?

— Нет. Такого не говорили.

— А если бы без ноги домой вернулся? Или без руки...

— Я об этом как–то не думал. Как говорится, пока не произойдет, то не задумываешься над этим.

— Сейчас ты оказался в такой ситуации, что Россия не хочет признавать, что тебя сюда кто–то отправлял. Что все, что с тобой случилось, это твоя личная ответственность. И мама твоя бьется за то, чтобы было официальное признание твоего положения. Но, к сожалению, кроме того, что у тебя незакрытый военный билет, больше никаких доказательств у нее нет. К кому бы ты ей посоветовал обратиться за подтверждением твоего статуса?

— Я даже не знаю.

— Были же офицеры, через которые ты сюда попал, правильно?

— Может, к командиру части, в которой я проходил срочную службу.

— А когда подписывал контракт, ты с ним общался?

— Ну там в штабе конкретно с офицерами не общался, ну там строевая часть... при подписании контракта...

— Там есть документы?

— Думаю, должны быть.

— То есть или командир, или начальник штаба должны быть в курсе?

— Наверное.

— Когда вернешься домой, что будешь делать?

— Буду работать где–то на гражданской работе.

— А было у тебя понимание того, что отправляясь в Украине, ты просто становишься преступником по международным нормам? Приходя в другую страну незаконно, нелегально с оружием в руках. Было ли это понимание?

— Я тогда тоже не задумывался об этом.

— Одно дело, когда человек защищает свою страну на своей территории, а другое — когда она с оружием едет в чужую страну. Это преступление. Ты не задумывался об этом?

— Я уже говорил: я приехал защищать братский народ.

— Ты говоришь, что приехал помогать. Но ты не приехал помогать строить.

— Защищать ехал.

— Ты действительно считал, что здесь есть злобные "укры", которые сожгли Майдан, которые хотят уничтожить русскоязычное население?

— Были такие мысли. я же говорю. Это все потому, что Интернет, телевидение. Сам же я здесь не был никогда.

— Ну хорошо, ты уже приехал сюда. А местное население в самом Луганске, в Алчевске — оно реально страдает от этой войны. Ты не чувствовал, что вы что–то не то на самом деле делаете?

— Там нас никто не обвинял из мирного населения.

— Может, боялись?

— Да нет. Очень просто общались. Дружески. Может, кто и против всего этого. Но никто такого не говорил. В основном приятно общались, говорили, "держитесь ребята". Я не слышал такого, чтобы говорили "выбейте этих укров". Люди не озлоблены были.

— Кто–то из ваших ребят, из вашей группы, ездил в Северодонецк заложить в ломбард свой телефон.

— Не слышал.

— А что говорили о ценах?

— Цены здесь ниже, чем в России, конечно. Ощутимо. Зарплаты также ниже. Но зарплаты контрактника хватало, чтобы пожить хорошо. На гражданских работах очень низкие зарплаты, а именно у контрактников неплохие зарплаты.

— То есть этих 15000 хватало?

— Да. Именно чтобы там жить.

— И много желающих было?

— Не очень много. Люди шли, видимо, потому что просто семью кормить надо.

— А у тебя что–то оставалось из денег? Ты рассчитывал что–то привезти с собой?

— Я хотел откладывать, но не получилось.

— Мама твоя говорит, что ты звонил ей. А как ты звонил?

— Просто звонил с "ЛугаКий" (мобильный оператор, действующий в "ЛНР", — ред.).

— А мама знала, что ты в Луганске?

— Нет.

— А как тебе удавалось ее обманывать?

— Она не ставила таких вопросов. На вопрос "Где ты?", я говорил, что в Ростовской области, работаю, служу. Она говорила: "Ну, разумеется, осторожно давай".

— А о службе что–то рассказывал?

— Говорил, что командировки. Старался не рассказывать.

— Но о ефрейторе сказал (о получении звания в Луганске). А по своей Новочеркасской части ты был проведен как ефрейтор?

— Скорее всего, нет.

— Ваш командир бригады, это четвертая отдельная, он также русский?

— Я не знаю. Я его один раз видел. Даже его лицо не помню.

— А командир роты русский?

— Возможно. Но у меня не было с ним близких отношений. Только уставные. Он работал где–то у себя в кабинете.

— А кроме Алекса, ты встречал ребят из России, так же попадали этими "рейсами"?

— Может в других подразделениях. Но у нас в роте было не так много россиян. Я думал, что будет больше.

— А в части тебе обещали, что когда ты вернешься после командировки в Украине, тебя все же примут в 22–ю бригаду?

— Ну это совсем другая часть, это совсем другая структура.

— Есть обещали тебе какое–то продвижение по службе?

— Нет. Я даже не знаю.

— Ты понимаешь, что это с твоей стороны был неразумный поступок — согласиться на таких условиях, не зная куда ехать, что делать, идти куда–то воевать...

— Наверное да, глупо.

— Но что–то тебя побудило к этому? Объясни, какая мотивация.

— Я уже вам говорил. Я даже сейчас не объясню так. Видимо, какой–то патриотизм.

— Я бы понял какой азарт, интересно посмотреть на войну...

— Ну одно дело посмотреть, но если убьют?

— А чего патриотизм? Ты здесь родился? У тебя здесь родственники? Ты считал, что Донбасс — это часть России?

— Я считал, что там очень много русского населения, которое страдает от обстрелов. Как я слышал по телевизору, что там стреляют, бомбят и попадают не в позиции ополченцев, а в жилые дома.

— А о том, что ополченцы попадают в мирное население ты не слышал?

— Я слышал, что перемирие, когда есть приказ не стрелять, придерживается со стороны ополчения, не нарушается.

— Я тебе расскажу о соблюдении перемирия. Мы вчера и сегодня были в Песках, это под Донецком. Люди сидят расслаблены, без бронежилетов, а тут неожиданно прилетает десять 120–мм снарядов, и ты не знаешь, куда деваться.

— (Молчит).
Источник.